Эротические образы тоталитарной системы

Думается, это любопытство сродни интересу ко всем химерам и ненормальностям, так мы глазеем в кунсткамере на заспиртованного младенца или двухголового теленка, испытывая чувство, одновременно устрашающее и притягивающее. Эротика и тоталитарная система – так ли они несопоставимы? Рождают ли они уродца, или все же это явление более глубокое, чем кажется на первый взгляд?

Когда речь заходит о тоталитарном строе, первое, что приходит на ум – это, конечно, гитлеровская Германия и СССР эпохи сталинизма. Эротические образы обоих режимов похожи, но существуют и некоторые отличия. Отличительная черта любой тоталитарной системы – это преданность государству, «родине» и лично вождю. Эротика же в её простом и незатейливом проявлении подразумевает эгоистические желания, стремление потешить себя, а не шагать в ногу с толпой к светлому будущему. Запретный плод сладок. Поэтому с фасада ты - честный бюргер, примерный семьянин, ударник производства, лидер партийной ячейки, а с тыла ты развратен и развращен. Эта двойная мораль очень ярко характеризует любую тоталитарную систему.

В обоих государствах существовал культ тела. Но если в СССР «секса не было вообще», то в искусстве 3-го рейха превозносилась анатомия «истинного арийца» как идеального человека.

В гитлеровской Германии, несмотря на высокий приоритет семьи, морали, верности партии и стремления к идеалам рейха, позволялись все же некоторые «вольности». При этом эротика была утилитарна, цель ее была сугубо практической – управлять инстинктами, внушать нужные мысли и вести толпу куда надо, развлекая и отвлекая. Зрелище, да и любое искусство как средство манипуляции толпой было очень популярно в гитлеровской германии. Геббельс говорил: «…искусство должно следовать политическим указаниям, а политика удовлетворять художественным вкусам».

В сталинской империи же дело обстояло несколько иначе – пропасть между официальной моралью и действительностью была глубже и изощреннее. С одной стороны, эротики не существовало как понятия. Женщина могла быть матерью, сестрой, передовиком производства или боевым товарищем. Но с другой стороны, посмотрите на эти парады физкультурников, на плакаты, посвященные здоровому образу жизни, на аппетитные формы доярок и ткачих в фильмах того периода!

С неба звездочка упала, Прямо милому в штаны, Ничего, что все сгорело, Лишь бы не было войны!

Я сосала давеча у Лаврентий Палыча. Он на вид холёненький, а на вкус солёненький.

Вторая отличительная черта эротических образов, взращенных на тоталитаризме – это их однообразие. Причины этого очевидны: Тоталитарная система по сути своей стремится к единообразию, одинаковости, штамповке. Поэтому любая официальная эротика при таком режиме будет четко укладываться в заданные рамки, ни шагу в сторону! Отклонение от образца не только не нужно, но и идеологически вредно и неприемлемо. Ведь главное условие подчинения человека системе – это уничтожение его индивидуальности. У Войновича в его «Москве 2042» прекрасно описано «удовлетворение сексуальных потребностей» - иллюстрация дикая и гротескная, но очень верная.

А после всего сказанного надо отметить: в любом тоталитарном государстве существовала (и существует!) другая эротика. Эта эротика пробивается, как трава сквозь асфальт, эротика, которая идет от сердца, из нутра, эротика глубокая и тысячеликая. Образы, созданные Пастернаком и Ахматовой, Кундерой и Ремарком, Булгаковым и Мандельштамом – их немыслимо сравнивать друг с другом! И эта мощь, этот поток особенно удивителен на фоне гигантского катка довлеющей серости тоталитарного режима.

В свободном мире сохранить индивидуальность – невеликая заслуга. Гораздо труднее оставаться верным себе, когда тебе противостоит беспощадная государственная машина. И это относится не только к эротике, но и ко всей человеческой жизни.